|
|
|
|
||
|
|
||
Нам предстоит по новому взглянуть на то, как складывалась жизнь и карьера Павла Васильевича, вспомнить оценки личности адмирала его современниками, хорошо знавшими его, и на основании этих оценок, а также обращения к документальным источникам того времени вынести суждение о его подлинной роли в истории России. Как никогда кстати следует здесь привести слова правнука адмирала, Леонида Михайловича Чичагова, приложившего немало сил для восстановления доброго имени своего знаменитого предка: при ближайшем рассмотрении «многие личности, несправедливо навлекшие на себя негодование или презрение потомства окажутся вовсе не столь тёмными и гнусными, какими мы привыкли считать их по наследственным традициям, и, наоборот - личности, особенно превознесённые и излюбленные, далеко не заслуживающими ни сочувствия, ни уважения потомства»1. I
И делать низости вовеки не учил!».3 «Матушка была женщина здравомыслящая и рассудительная и, как природная саксонка, передала мне, как я думаю, тот, свойственный этому племени, дух независимости, который я навсегда в себе сохранил»4. Как отмечал Леонид Михайлович Чичагов в Предисловии к упомянутым выше мемуарам, «дух правды, чести и независимости вошёл в плоть и кровь Павла Васильевича с самого его рождения и он возростал с теми твёрдыми убеждениями, которые несмотря на все превратности судьбы не покидали его и до самой смерти»5. Он рос «живым по натуре, восприимчивым, впечатлительным», но в то же время «был менее сдержан, нежели его отец». Он не скрывал своего превосходства перед менее образованными сверстниками и порой допускал колкости и насмешки в их адрес. Школьная программа была пройдена Павлом за два года вместо четырёх.
Флагманский корабль «Ростислав» под командой Павла Чичагова прославился также участием в Выборгском сражении 1790 г. Как известно, в мае 1790 г. шведский король Густав III со своим галерным флотом с десантом на борту прорвался в Выборгский залив, вошёл в пролив Бьерке-Зунд в готовности совершить бросок галер на Санкт-Петербург и захватить столицу России. Пытаясь обеспечить успех задуианной операции, шведский флот вёл ожесточённый бой против кронштадской эскадры у Красной Горки, но осилить русских шведы не смогли. Увидев приближающуюся ревельскую эскадру адмирала Чичагова, шведы решили укрыться в Выборгском заливе. Адмирал Чичагов немедля блокировал весь шведский флот в стеснённом шхерами Выборгском заливе. После напряжённого противостояния шведский король решился на прорыв между русскими кораблями. И снова отличились артиллеристы флагманского корабля «Ростислава», действиями которых умело руководил молодой командир Павел Чичагов. В этом сражении русские моряки уничтожили третью часть шведского флота. Флот адмирала Чичагова в корабельном составе потерь не имел. Выборгское морское сражение окончательно убедило шведов в морском могуществе России и в невозможности Швеции вступать один на один в единоборство с Россией.
А тем временем Павла Васильевича всё больше занимала мысль познакомиться непосредственно с иностранным передовым опытом в морском деле с целью его внедрения в практику российского флота и повышения его эффективности. Ниже мы приведём рассуждения молодого Чичагова на этот счёт: «…страсть моя к моему ремеслу дошла до высшей степени. Имев случай видеть вблизи несовершенства русского флота, я был ими раздражён и пламенно желал после столь долгого изучения теорий поставить себя в возможность увидеть собственными глазами практику английских моряков. Англия, кроме признанного превосходствва своего флота, имела для меня ещё другую привлекательность: я был заинтересован её образом правления и очень радовался случаю изучить его. Поэтому я умолял отца моего дозволить мне… посетить эту страну. Я предполагал также отправиться затем в Америку и совершить другие путешествия для приобретения опытности».8 В 1792 году адмирал Чичагов решил командировать Павла в Англию. Соглашаясь с доводами сына, старый адмирал, видимо, также считал желательным отправить его хотя бы на время подальше от себя из-за слухов об отцовской протекции сыну по службе. Получив соответствующее разрешение императрицы, он снарядил в эту поездку двух своих сыновей - Павла и Василия в сопровождении их учителя профессора математики из Артиллерийского кадетского корпуса, в прошлом офицера-артиллериста С.Е. Гурьева. В Англии они находились в 1792-1793 гг. Целью поездки была своеобразная стажировка «для довершения практических морских примечаний». Не стесняясь возраста и высокого чина, братья Чичаговы и Гурьев поступили в английские школы. Они учились в разных школах, чтобы использовать время на учёбу и свести до минимума общение между собой. Однако, в процессе учёбы их постигло глубокое разочарование тем, что «они не нашли в научных книгах ничего нового; это только доказывало.., что они у себя дома, занимаясь по переводным книгам, ушли столь далеко». Об этом своём разочаровании Павел со свойственной ему прямотой сказал посланнику России в Лондоне графу Семёну Романовичу Воронцову: «Последний офицер нашего флота, по-моему, знает более того, что я нашёл в английских книгах». На это Воронцов ответил, что, по его мнению, «последний прапорщик английского флота знает более русского адмирала». Павел воспринял эти слова как незаслуженную обиду, поскольку, во-первых, Воронцов знал, что Павел - сын адмирала, и, во-вторых, Павел посчитал, что Воронцов унизил достоинства российского моряка. Обиженный Павел не сдержался, чтобы не ответить резкостью: «Может быть, граф, это правдоподобно в отношении практиков, хотя это надобно ещё проверить».9 Воронцов счёл слова Павла дерзостью, послужившей поводом для его неприязненного отношения к Павлу. Рассеять эту неприязнь помог случай, о чём речь пойдёт ниже. Чтобы поездка в Англию принесла им пользу, братья Чичаговы и Гурьев стали усердно изучать английский язык. Они также старались вникнуть в тонкости постановки морского дела в Англии. Для практического знакомства с навыками англичан в мореплавании они простыми матросами отплыли на английском военном корабле в Америку. Однако, это путешествие было недолгим, и им пришлось вернуться в Лондон. А затем они сухим путём через Голландию, где знакомились с голландским опытом в морском деле, отправились домой в Россию. В 1793 - 1794 гг. Павел командует кораблём «София Магдалина», курсирущим в составе эскадры вице-адмирала Мусина-Пушкина на Балтике. Опыт, накопленный им за время службы на флоте и знакомства с постановкой морского дела в Англии, позволил капитану Чичагову перестроить порядки на собственном корабле «на английский лад», сделав этот корабль одним из лучших во флоте. Это, к сожалению, имело и отрицательные для Павла Васильевича последствия: заметно возросло число его завистников и недоброжелателей, считавших молодого Чичагова «англоманом», раболепствующим перед всем иностранным. Но злопыхательство недругов не смущало Павла Васильевича, привыкшего говорить правду в глаза и решительно выступать за использование прогрессивного иностранного опыта для борьбы против невежества, неуважительного отношения к младшим по чину, казнокрадства, взяточничества, бюрократизма и рутинёрства на флоте. Но вернёмся к тому времени, когда в полной мере проявились качества Павла Васильевича как моряка-профессионала, готового постоять за честь своей Отчизны. Приведём один характерный пример. События, связанные с Французской революцией, привели к сближению России с Англией. В 1794 г. в Англию была послана вспомогательная эскадра вице-адмирала П.И. Ханыкова. В походе этой эскадры участвовал со своим кораблём и П.В.Чичагов. По прибытии русской эскадры в английский порт Дюны произошло «недоразумение», связанное с соблюдением правил морского протокола. Заметив стоящий на рейде корабль под флагом равного по рангу английского вице-адмирала Пэна, Ханыков распорядился произвести салют пушечными выстрелами, но в ответ англичане отсалютовали на два выстрела меньше. Был вызван в порт посланник Воронцов, который попытался уладить возникший скандал, представив его как досадное недоразумение, и «принялся весьма вяло поддерживать русских». Павел Васильевич, считая непозволительным для кого бы то ни было оскорблять честь русского флага, стал с негодованием укорять Воронцова и предложил Ханыкову «дозволить ему идти с кораблём или одному лично, чтобы принудить английского адмирала вернуть два выстрела». Эти слова Павла были восприняты Воронцовым… с восхищением. Он понял, что Павел Васильевич - это не только настоящий профессионал, знающий до тонкостей морское дело (в частности, морской протокол), но и истинный патриот своей страны, готовый стать на защиту её чести и флага. По словам Л.М. Чичагова, «с этой минуты С.Р.Воронцов полюбил его от всей души и впоследствии стал его нежнейшим другом. Павел Васильевич никогда не величал его иначе как "мой отец" и граф Воронцов называл его "сыном"».10 Следует заметить, что англичане обратили внимание на Павла Васильевича и при посещении его корабля не могли не отозваться с похвалой о том, с каким рвением он старался перенять и внедрить на своём корабле всё лучшее, чему он научился у англичан. Английские морские офицеры не скрывали своего восхищения по поводу того, с какой лёгкостью и быстротой Чичагов овладел приёмами маневрирования своим кораблём - области, в которой англичанам принадлежало бесспорное преимущество. В то время английское правительство исходило из целесообразности вести дело к сближению с Россией, а описанный выше эпизод с соблюдением правил морского протокола послужил одним из поводов, побудившим это правительство разослать английским официальным лицам предписание о том, чтобы с русскими кораблями обходились точно также как и со своими. Так как английские чиновники не были в состоянии проверять обоснованность требований русских капитанов, то последние, как казалось вице-адмиралу Ханыкову, могли использовать такие требования для собственного обогащения. Чичагов же считал, что русские капитаны безупречны. Ханыков же в порядке перестраховки известил английских чиновников, на которых было возложено удовлетворение требований русских, ничего не выдавать по требованиям наших моряков без одобрения самого Ханыкова. В частности, это касалось требований о выдаче денежных ссуд. По словам Л.М. Чичагова, «все капитаны безмолвно перенесли это оскорбление: один Павел Васильевич счёл долгом чести написать Ханыкову письмо.., в котором он между прочим говорит, что, считая для себя бесчестием служить под его начальством, он постарается, елико будет возможно, довести черту, столь позорящую русский флот, до сведения правительства и тем отомстить за оскорбление, ему нанесённое... Ханыков ничего не ответил на это письмо, но никогда и не забывал его».11
Павел I милостиво согласился на брак Чичагова с англичанкой, но обусловил своё согласие его немедленным возвращением на службу с пожалованием Чичагова в контр-адмиралы и назначением флагманом в Балтийский флот. Но успеху флагмана помешал давний недоброжелатель Чичаговых и мастер придворной интриги Кушалев, бывший мичманом у Василия Яковлевича Чичагова и ставший во главе флота при Павле I. Он оклеветал П.В.Чичагова перед императором, дав понять, что Чичагов якобы намерен использовать свой брак с англичанкой для того, чтобы уехать из России и перейти на сторону англичан. Взбешённый император немедленно лишил П.В. Чичагова мундира и орденов и приказал снять с него мундир и посадить его в Петропавловскую крепость. По словам Л.М. Чичагова, «флигель-адъютанты бросились на адмирала как на зверя и с необыкновенной быстротой раздели его. Павел Васильевич не терял присутствия духа и, соображая, что император может, наконец, дойти до последней степени наказания и послать его в Сибирь, вспомнил, что ему будут необходимы деньги, и громко, с достоинством обратился к одному из флигель-адъютантов с просьбой вернуть ему бумажник, оставшийся в мундире. Это хладнокровие до того поразило услужливых адъютантов, что они остолбенели и смутились; один из них только решился ответить, что они доставят ему бумажник». Находясь в заключении Петропавловской крепости, Павел Васильевич заболел горячкой и едва не умер. Лишь благодаря вмешательству Петербургского генерал-губернатора графа фон-дер-Палена удалось урезонить императора и Чичагов был освобождён и восстановлен в звании и всех правах. Указ от 2 июля 1799 года предписывал освободить Павла Васильевича из крепости и ему было приказано явиться к Кушелеву в Петергоф для получения назначения командующим эскадрой, перед которой была поставлена задача высадить десант русских войск в Голландии, изгнать французов и восстановить там династию принцев Оранских. 28 августа 1799 года эскадра П.В. Чичагова вышла к параллели острова Тексель, где совместными действиями русских солдат и союзников - англичан остров был освобождён от французов. Эскадре Чичагова было приказано отправиться в Англию, чтобы взять на борт
II
В числе важнейших задач министерства морских сил Чичагов видел улучшение работы по подготовке кадров на флоте, воспитанию их в духе славных традиций российского флота, верности Государю и Отечеству. Он вносит изменения в систему обучения кадетов и гардемаринов, предусмотрев возможность их стажировки заграницей для ознакомления с зарубежным опытом. При Павле Васильевиче российские моряки совершают первое кругосветное путешествие. Чичагов добивался укрепления дисциплины и порядка на флоте, ограничения произвола офицеров по отношению к своим подчинённым. Было запрещено подвергать телесным наказаниям штурманских помощников унтер-офицерского чина и заковывать матросов в кандалы. По предложению Чичагова была введена новая, более удобная форма одежды моряков. Он требовал, чтобы морскую форму носили только моряки. Атрибутами офицерского обмундирования вместо шпаг стали кортики. Всё, что сказано выше,- лишь отдельно приведённые примеры того, что было сделано Чичаговым на благо российского флота, на благо его Отечества, честью которого он как истинный патриот всегда дорожил. Оценивая вклад П.В. Чичагова в развитие российского флота, правнук адмирала Леонид Михайлович Чичагов писал: «Русский флот переродился при нём; техника развилась и силы наши увеличились. Было образовано Министерство (морских сил - В.Ю.); устроены порты, эллинги, словом, за несколько лет нельзя было узнать ни моряков, ни наших кораблей. Хищения прекратились; но, естественно, число врагов увеличилось в несколько раз». По словам П.Бертенева, издавшего в 1881 году «Архив кн. Воронцова», «Чичагов - лицо необыкновенно любопытное… В преданиях наших старых моряков имя его ценится очень высоко. Утверждают, что всё лучшее заведено в нашем флоте Чичаговым».16 Он, видимо, сделал бы и больше, если бы не отвлекала его, как государственного деятеля, череда войн - и на море, и на суше,- которые вела Россия.17 Русско-турецкая война (1806-1812 гг.) была развязана Турцией с целью возврата её бывших владений в Северном Причерноморье и на Кавказе, а также в связи с ростом влияния России на Балканах. П.В.Чичаговым был разработан план военных операций, предусматривавший прорыв Черноморского флота в Босфор и высадку там десанта в количестве 15-20 тысяч солдат. Далее планировалось силами эскадры под командованием вице-адмирала Д.Н. Сенявина и совместно с 5-6 кораблями английского флота осуществить прорыв в Дарданеллы с последующим захватом Константинополя. Однако, из-за несогласованности совместных действий с англичанами задуманный план не удалось осуществить в полной мере, хотя турецкой эскадре был нанесён серьёзный урон в Дарданельском и Афонском сражениях. Операции черноморского флота также отвлекали внимание неприятеля в Северном Причерноморье и тем самым содействовали успеху действий Дунайской армии под командованием М.И. Кутузова. Русско-шведская война 1808-1809 гг. велась Россией за установление полного контроля над Финским и Ботническим заливами. Русским войскам с большим трудом удалось выйти к побережью Ботнического залива, занять Финляндию, овладеть укреплениями Гангута и Свеаборга, крейсировать у Аландских островов и предпринять попытку высадить десант на шведское побережье. Итоги русско-шведской войны ясно подтвердили неотложноть принимаемых Чичаговым мер по модернизации российского флота на Балтике. В 1807 г. император Александр удостоил Чичагова звания полного адмирала и официально назначил его министром морских сил. Ещё ранее в«1805«году он стал членом сената и Государственного Совета. Император привлекал П.В. Чичагова к обсуждению важных государственных вопросов. Его кругозор не ограничивался одними заботами об усилении мощи морского флота России и его роли в мире. Он ясно понимал, что реформа органов государственного управления требовала, чтобы во главе вновь учреждённых министерств стояли люди сведующие, одарённые тактом и соображением. Однако, на деле выходило, что каждый министр постоянно вмешивался в дела других министров, и вследствие этого происходили столкновения и путаница. Адмирал в подобных случаях реагировал в довольно резкой форме, что не могло не привести к обострению его отношений почти со всеми министрами. «Его боятся, потому что он настаивает на порядке, и ненавидят за то, что он не позволяет, чтобы крали в его ведомстве»- писал в своём донесении из Петербурга в Италию представитель Сардинского короля Жозеф де-Местр.18 Краткую, но весьма верную характеристику П.В.Чичагову дал на страницах «Русской Старины» его бывший адъютант граф Фёдор Петрович Толстой: «Павел Васильевич Чичагов был человек весьма умный и образованный, будучи прямого характера, он был удивительно свободен и, как ни один из других министров, прост в обращении и разговорах с государем и царской фамилией. Зная своё преимущество над знатными придворными льстецами, как по наукам, образованию, так и по прямоте и твёрдости характера, Чичагов обращался с ними с большим невниманием, а с иными даже с пренебрежением, за что, конечно, был ненавидим почти всем придворным миром и всей пустой, высокомерной знатью; но император Александр Павлович и императрица Елизавета Алексеевна его очень любили... С низшими себя и со своими подчинёнными и просителями, которых всегда принимал без различия чинов и звания, Чичагов обращался весьма приветливо и выслушивал просьбы последних с большим терпением».19
«Осуждая громко в обществе русских дворян, привязанных к крепостничеству, Павел Васильевич приобрёл наименование "якобинца" и "либерала"» - отмечал в своём Предисловии к "Запискам адмирала" Леонид Михайлович Чичагов. Адмиралу Чичагову его недоброжелатели припомнили и то, что на его письменном столе стоял бюст Наполеона, военным гением и государственным дарованием которого Павел Василиевич восхищался, оставаясь тем не менее истинно русским человеком. Доказательство последнего Леонид Михайловч видел в том, что адмирал «в разговорах с иностранцами бранил русские законы, порядки и нравы, а это безусловно врождённый недостаток всех русских людей!»22 Обвинение в том, что Павел Васильевич «недостаточно ценил заслуги своих соотечественников, оказывая предпочтение иностранцам», несправедливо и противоречило его собственным убеждениям. Известно, например, что Чичагов в своих мемуарных записках «жестоко порицает Петра Великого за то, что он думал развить свой народ с помощью иностранцев и потому лишь направлял его на ложный путь и отнял всякое чувство собственного достоинства в русских. У него есть целая статья об иностранцах, в которой он перечисляет их поимённо и доказывает, что кроме вреда они ничего не принесли России. За принятие на службу иностранцев Александром I, он укорял императора в письмах, что не было подчас приятно государю».23 По словам правнука адмирала, «враги его даже решились однажды донести на него Государю… Они назвали Чичагова революционером; но так как Император ранее их знал мысли Павла Васильевича и понимал, что либерализм его касается лишь освобождения крестьян, то он ответил доносчикам: Я знаю, что он враг произвола; может быть, он в этом и прав!»24
Чувствуя себя сломленным, адмирал просит царя об отставке. Но у Александра I были свои виды на Чичагова. Освободив его от обязанностей министра, император сначала оставляет адмирала при своей особе в звании постоянно дежурного генерал-адъютанта. О степени доверия, с которым царь относился к Чичагову, говорит тот факт, что «ежедневно в 11 часов утра адмирал приходил к государю и Его Величество совещался с ним по всем вопросам государственного управления».26 Перед лицом надвигавшейся с Запада угрозы наполеоновского вторжения царь решает укрепить позиции России на юге, объединив сухопутные войска и Черноморский флот под единым командованием адмирала Чичагова. В данном случае император, судя по имеющимся данным, преследовал далеко идущую цель - организовать нападение на Францию «путём обходного маневра» с юга при поддержке славянских народов Балкан и Турции. В своём рескрипте на имя Чичагова от 9 апреля 1812 года Александр I писал: «Избрав Вас Главнокомандующим Дунайской Армею, вверяем Вам равномерно и Главное Начальство над Черноморским Флотом. К полной власти Главнокомандующего присовокупляем и Главное Управление княжествами Молдавским и Валахским, равно и всеми странами, кои могут быть заняты сухопутными и морскими силами, Вам вверенными».27 Вот что писал французский историк А.Тьер о назначении Чичагова командующим Дунайской армией и Черноморским флотом: Александр имел при себе человека, убеждения которого почти либеральные, ум блестящий и живой, ему (императору) нравились и подавали надежду на великие заслуги; это был адмирал Чичагов. Государь остановил выбор на нём, для весьма важного поручения на востоке, и выбор был весьма удачен, так как адмирал был действительно годен как с практической, так и идеальной стороны для роли, которую должен был играть в этих странах… Блестящее воображение, столь же неутомимая энергия адмирала соответствовали тем ролям, столь различным и смелым.28
Важным результатом принятых мер было налаживание отношений с местным населением, которое стало относиться к русским с прежней симпатией. При этом Чичагов не упускал из вида поставленную императором задачу добиваться от Турции согласия на заключение с Россией «наступательного и оборонительного союза» против наполеоновской Франции и её союзников, т.е. того, чего не сделал Кутузов, поспешив подписать Бухарестский мирный договор. Дипломатический демарш с заключением союза с Турцией позволил бы, по расчётам Александра I, заполучить ополчения сербов, боснийцев и других христианских народов и усилить Дунайскую армию для нанесения «отвлекающего удара» по югу Франции. В случае отказа Турции от «наступательного и оборонительного союза» с Россией допускалась возможность возобновления военных действий против Турции, чтобы вынудить её вступить в такой союз. Адмирал Чичагов выступил с идеей «отвлекающего удара», которая нашла конкретное воплощение в плане, представленном на рассмотрение императору Александру. Император знал, что человек, который готовил этот план и собирался его выполнять, всегда тщательно рассчитывал свои действия, всё предвидя и сочетая тщательно рассчитанную смелость и непоколебимое упорство. Он мог быть сообразно обстановке и необходимости и политиком, и администратором, и полководцем. Кампания, которую он намеревался предпринять, должна была открыть путь к весьма значительному усилению позиций России на Востоке. В случае, если бы Турция позволила пройти по своей территории, то поход Дунайской армии по странам, населённым христианскими народами, был бы для этих народов предзнаменованием их освобождения и позволил бы установить между славянами на Балканах и русскими близкие и прочные отношения, что имело бы большое значение для будущего. Адмиралу удалось установить контакты со многими из турецких пашей и договориться о том, что они не окажут вооружённого сопротивления и пропустят русские войска через контролируемую ими территорию. Отдавая отчёт в том, что войскам пришлось бы преодолевать серьёзные естественные препятствия в гористой местности, две дивизии Дунайской армии были организованы и оснащены так, что могли пройти везде. Если же турки не согласились бы на проход русских войск по своей территории, адмирал Чичагов был готов форсировать Дунай, атаковать их и двинуться на Константинополь. Черноморский флот был готов осуществить высадку десанта в Константинополе. «Поход на Константинополь, который делал возможным создание новой империи, мог бы, посеяв смятение среди союзников Наполеона, прервать его вторжение вглубь российских земель. Я был в состоянии внезапно перейти Дунай менее чем за восемь дней; я вышел бы на подступы к Балканам ещё до того, как Диван в Бухаресте узнал бы о моих планах. А когда новость о начале наступления достигла бы австрийского двора или Наполеона, я уже возможно был бы у ворот Константинополя. Наши враги, ведущие большую войну, не смогли бы реагировать достаточно быстро. Тем временем я сформировал бы из народов этих стран не армию в сорок или пятьдесят тысяч человек, а тучу солдат, которых можно было бы использовать для отвлекающего удара и для любого другого предприятия» - писал Чичагов.30
Однако император Александр не разделял амбиций адмирала. Он был озабочен больше всего вторжением Наполеона в пределы России в июне 1812 года. В своём письме адмиралу он писал: «Ваш план очень обширен и очень дерзок, но кто может поручиться за его успех? А в ожидании результатов мы лишаемся того воздействия, которое наш отвлекающий удар мог оказать на неприятеля, а также на долгое время теряем возможность распоряжаться находящимися под вашим командованием войсками, направляя их к Константинополю. Не говоря уже об общем шокирующем впечатлении, которое произведёт на наших соотечественников и на союзников - англичан и шведов - подобное решение, разве это не добавляет нам оснований для сомнения…».32 Александр I предписал Дунайской Армии идти в северном направлении, форсировать Днестр и быть готовой нанести удар во фланг наполеоновской армии. Адмирал поспешил выполнить повеление императора. Из Сербии пришлось отозвать авангард Дунайской армии. Части Дунайской армии выходили в путь по готовности. Чичагов намеревался переформировать армию за Днестром и рассчитывал соединиться с Третьей армией генерала А.П.Тормасова 7 сентября. Так оно и было, как планировал адмирал. IIIНа первом этапе войны под натиском превосходящих сил Наполеона русские армии вынуждены были отступать. Предпринятая Наполеоном попытка разгромить основные силы русских войск в ходе сражения под Смоленском окончилась неудачей. Русские войска под командыванием Барклая де Толли продолжали отход вглубь страны. Наполеон уже был под Гжатском, когда под давлением общественного мнения России, недовольного тактикой отступления и требовавшего заменить иностранца-главнокомандующего русским генералом, Александру I пришлось (несмотря на личную неприязнь) назначить верховным главнокомандующим М.И. Кутузова вместо Барклая де Толли.В Рескрипте императора, направленном всем командующим армиями (в том числе Тормасову и Чичагову) говорилось: «Разные важные неудобства, происшедшие после соединения двух армий, возлагают на меня необходимую обязанность назначить над всеми оными главного нечальника. Я избрал для этого генерала-от-инфантерии князя Кутузова, которому я подчиняю все четыре армии вследствие чего я предписываю вам со вверенною вам армией состоять в точной его команде. Я уверен, что любовь ваша к Отечеству и усердие к службе откроют вам и при сём случае путь к новым заслугам, которые мне весьма приятно будет отличить надлежащими наградами».33 7 сентября 1812 года произошло Бородинское сражение, в ходе которого русские войска упорной обороной и ценой жизней 44 тысяч русских воинов сорвали наполеоновский план разбить русскую армию в генеральном сражении, обескровили войска Наполеона, что предопределило поражение французской армии. Острой болью в сердце каждого патриота России отозвалась весть о вступлении Наполеона в охваченную пожаром Москву.  Незадого до вступления французов в Москву верховный главнокомандующий М.И. Кутузов направил командующему Третьей армией генералу Тормасову приказ прекратить наступательные операции против армии австрийского генерала Шварценберга и идти спасать Москву. В «Записках» адмирала Чичагова имеется на этот счёт следующая запись: …мы находились в сорока пяти днях перехода от Москвы, а Наполеон стоял у ворот столицы, в тот момент Кутузов отправил этот приказ, полученный нами лишь через одиннадцать дней после вступления французов в Москву. С другой стороны Шварценберг и Реqнье, узнав об уходе Тормасова, вернулись бы к своей прежней тактике и принудили бы меня либо к неравной борьбе, либо к отступлению, отдающему в их руки две плодороднейшие провинции империи. Поэтому Тормасов с лёгкостью принял решение не подчиняться и не отделяться от меня до тех пор, пока Шварценберг не будет отброшен за российскую границу или, по крайней мере, изгнан из Волыни.34 Аналогичный приказ Кутузова получил и Чичагов, который по тем же соображениям, что и Тормасов, счёл невозможным исполнять этот приказ. В дальнейшем Кутузов предъявит Чичагову претензию в том, что он якобы не считает нужным подчиняться приказам верховного главнокомандующего. Это было лишь начало проведения Кутузовым линии на «сведение счётов» с Чичаговым, его компрометацию как полководца. Ключом к пониманию неприязни Кутузова к Чичагову является то, что последний «хорошо познал Кутузова», располагая подробной информацией о том, что будущий спаситель России от Наполеона не только не безгрешен, но подчас напрямую был замешан в преступлениях, творившихся в Дунайской армии. Но вернёмся к этапу Отечественной войны, который предшествовал началу изгнания наполеоновской армии из России. 30 августа 1812 г. император Александр отправил Кутузову с флигель-адъютантом полковником А.И.Чернышёвым разработанный в Петербурге общий план совместных военных действий на втором этапе кампании 1812 года... «Начертывая этот план, государь имел целью воспользоваться вторжением Наполеона в Москву, то есть, отдалением его с главною армиею от Днепра, чтобы 1) в тылу его сосредоточить большие силы; 2) боковые его корпусы выгнать из России, а именно: князя Шварценберга и Рейнье в Галицию и Варшавское герцогство, а Макдональда, Сен-Сира и Удино в Пруссию; 3) Наполеона с главными силами искоренить до последнего. Князь Кутузов должен был удерживать Наполеона и поражать его с фронта, между тем как войскам, находившимся в губерниях Витебской, Лифляндской, Волынской и Минской назначалось стать на операционном пути неприятеля. Для действий их предписывалось два пути: 1) от севера, через Двину, в губернии Виленскую и Минскую, корпусами графов Витгенштейна и Штейнгеля; 2) от юга, в губернии Гродненскую и Митавскую, армиями Чичагова и Тормасова. Соединённыя войска этих четырёх генералов должны были разбить боковые корпусы, оставленные Наполеоном в своём тылу, двинуться на его сообщения и преградить ему обратный путь из России… Главное достоинство операционного плана состояло в том, что армия Чичагова и Тормасова и корпусы графов Витгенштейна и Штейнгеля переставали действовать отдельно и получили одно общее, совокупное, сосредоточенное направление. Каждое из этих четырёх отделений войск должно было поспевать к назначенным местам в урочное время, определённое в плане».35 Получив план императора, Кутузов сказал, что он «совершенно разделяет мнение его величества, сознаётся в пользе и выгодах, могущих впоследствовать от операционного плана», но, к сожалению, посланное Кутузовым повеление Чичагову было «не во всём сходное с предполагаемыми в плане действиями».36 Кутузов счёл за благо отменить свой приказ Чичагову и Тормазову и сообщить им о своём решении, направив к ним Чернышёва. Перевод русской армии на Калужскую дорогу поставил её в наивыгоднейшее положение относительно неприятеля, сообщения которого со своими тылами оказались открытыми для ударов русских войск и партизан. Отступление наполеоновского войска из России превратилось в беспорядочное бегство. По образному выражению Л.Н. Толстого, «…дубина народной войны поднялась со всею своею грозною и величественную силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло всё нашествие».37 Следует подчеркнуть, что император Александр и Кутузов имели разные подходы в отношении завершения Отечественной войны 1812 года. Поставив себе целью изгнание Наполеона из пределов России, Кутузов решил закончить войну на границе. В представлении Л.Н. Толстого стратегия Кутузова сводилась к действиям погонщика с кнутом в руках: «Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное».38 Император, мечтавший стать спасителем Европы от Наполеона, хотел пленить его. Император приказал Чичагову выдвинуться со своей Дунайской Армией к реке Березина, где соединиться с наступавшей с севера группировкой генерала П.Х. Витгенштейна, перекрыв Наполеону и остаткам его армии пути отступления. В помощь Чичагову была придана часть Третьей армии генерала А.П. Тормасова, который сдерживал натиск австрийского генерала К.Шварценберга и саксонского корпуса Ш.Рейнье. «Никогда и никто не испытывал той живейшей радости, какую изведали мы, узнав о приближении армии адмирала Чичагова. Должно признаться, что единственно редким достоинствам этого генерала принадлежала заслуга прибытия к нам на помощь с такою удивительною быстротою, без остановок перед препятствиями, которые ему пришлось приодолеть, как, например, переправы через реки, сделавшиеся опасными вследствие разливов; в короткий промежуток времени он совершил длиннейший путь из Бухареста в Луково. Единственно этому быстрому соединению обязаны мы успехами нашей армиии, может быть, влиянием на успехи великой армии. Во всяком случае должно сознаться, что он спас честь нашей армии, не дозволив (австрийцу Шварценбергу - В.Ю.) отбросить нас на Киев, а что главнее того, все эти превосходныя губернии не достались в руки неприятелю».39 Эти слова принадлежали генералу Е.И. Чаплицу, который, по словам Л.М. Чичагова, был «один из доблестнейших героев наших 1812 года, и храбрейших кавалерийских генералов», «пользовался общим уважением» и «был в высшей степени скромным и совестливым челевеком». Оставим пока на время подробности совместных действий генерала Тормасова и адмирала Чичагова и вернёмся к анализу плана окружения Наполеона на Березине. Насколько реальна была возможность его практической реализации? Прежде всего уточним, что идея такой операции никогда не принадлежала Кутузову, как утверждают некоторые источники. Более того, Кутузов считал такой план нереальным в тех условиях где и как предлагалось его осуществлять. Идея окружения и пленения Бонапарта принадлежала государю (а если быть точным, она была подсказана Александру I Пфулем, одним из его военных советников). Л.Н. Толстой обстоятельно доказал невозможность реализации такого плана. Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину, Однако, что можно было бы сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но и это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд. Но кроме того, что отрезование Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно. Невозможно это было, во-первых, потому, что, так как из опыта видно, что движение колонн верстах на пяти в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, ещё при получении плана сказавший, что диверсия на большие расстояния не приносят желаемых результатов. Во-вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализовать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские. В-третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию-перегородить ей дорогу - никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чём могли бы убедиться военные учёные хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять её, когда она сядет на руку… В-четвёртых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.40 Толстой называет Чичагова «одним из самых страстных отрезывателем и опрокидывателей», т.е. сторонником осуществления плана императора Александра. Возникает ряд вопросов: Почему Чичагов с таким рвением взялся за осуществление «плана окружения»? Хотел угодить императору? Или у него не хватило мудрости и полководческого опыта, чтобы понять гибельность такого плана? Скорее всего адмирал находился в плену иллюзий, ошибочно полагая, что все другие участники предполагаемой операции - и Кутузов, и Витгенштейн - будут строго соблюдать «правила игры», обеспечат точное согласование и координацию своих действий и замкнут кольцо вокруг Наполеона и его армии на Березине. Разумеется, что Чичагову было предельно ясно, что одна его армия, даже усиленная армией Тормасова, не смогла бы обеспечить окружение Наполеона. К тому же надо было заблаговременно угадать направление движения отступающих французов, знать, наконец, где находился сам Наполеон, который обманными маневрами старался ввести русское командование в заблуждение относительно собственного передвижения и найти лазейку в позициях русских, чтобы ускользнуть из готовящейся для него ловушки. Как же развивались события после объединения войск Чичагова и генерала Тормасова в Третью армию под единым командованием адмирала? Следует иметь в виду, что командование русских армий решало двоякую задачу: с одной стороны, недопустить продвижения австрийцев и саксонцев к району, где они могли оказать прямую поддержку отступавшей армии Наполеона, а, с другой, выйти на соединение с северной группировкой графа Витгенштейна и тем самым перекрыть путь французам к отступлению из России. Шварценбергу Наполеон неоднократно напоминал о том, что его главная задача- следить за передвижениями армий под командованием Чичагова и стараться «удержать их в Литве». 10 сентября обе русские армии, насчитывавшие в своём составе 60 тысяч человек, выступили в направлении на Владимир Волынский с целью оттеснить правое крыло войск Шварценберга от Буга и лишить его прямого сообщения с Варшавой, откуда Шварценберг получал подкрепления. Шварценберг, войска которого вместе с саксонским корпусом Рейнье имели в своём составе лишь 40 тысяч человек и значительно уступали русским армиям по численности, стремился уклониться от сражения с русскими. Он отступил за Буг и направился к Бресту. В итоге в этой части театра военных действий неприятель был вытеснен за пределы Российской империи. Заняв Брест, Чичагов был вынужден пробыть там в общей сложности три недели несмотря на полученное им предписание Кутузова идти на Минск. Подвела задержка с доставкой продовольствия для армии. Однако, Чичагов не тратил время даром и организовал ряд успешных операций. Так, например, кавалерийский полк под командой флигель-адъютанта Чернышёва совершил восьмидневный рейд на Варшаву, сжёг там несколько неприятельских складов, вызвал панику, побудившую Шверценберга на время оставить «наблюдение за Чичаговым» и идти оборонять Варшаву. Чернышёву же удалось оторватся от преследовавших его австрийцев, форсировать Буг и вернуться в Брест, приведя с собой 200 пленных. Другой кавалерийский бросок осуществил генерал Чаплиц, который внезапно появился в Слониме, где формировался из «мятежных литовцев» полк под командой польского генерала Я.Конопки. Конопка, 13 офицеров и 235 «нижних чинов» были взяты в плен, была захвачена казна (200 000 франков), а лишённый командования полк разбежался. Время торопило, а Чичагов всё ещё стоял в Бресте по причине недостатка запасов продовольствия и из-за опасения того, что Шварценберг направится следом за русской армией, как только Чичагов покинет Брест. В этих условиях Чичагов принял решение разделить объединённую армию на две неравные части: одну часть под командой генерала Остен-Сакена оставить позади себя в виде заслона для сдерживания австрийцев и саксонцев, а с другой частью выступить самому в поход к Минску и далее к Березине. Эта последняя часть армии Чичагова включала два авангарда - графа Ламберта и Чаплица и трёх корпусов под началом Эссена, Воинова и Сабанеева (последние два корпуса непосредственно подчинялись графу Ланжерону). Генерал-лейтенант Остен-Сакен возглавил первую группу в составе двух корпусов Булатова и графа Ливена с задачей удержать Шварценберга и Рейнье и, если нужно предпринять против них наступательные действия. Одновременно Остен-Сакен должен был прикрывать Волынскую и Подольскую губернии. Эртелю было приказано идти из Мозыря к Игумену и там войти в состав армии. Отряду Лидерса, возвратившемуся из Сербии и находившемуся в Волынской губернии, было приказано направиться из Пинска в Несвиж, где присоединиться к армии. Марши планировались с таким расчётом, что до соединения с армией Эртель и Лидерс должны были прочесать пространство между Березиной и Припятью и очистить его от находившихся там неприятельских войск. 15 октября Чичагов находился у Чернавчицы. В случае нападения Шварценберга на Остен-Сакена, расположившегося около Бреста на берегах Буга, Чичагов был готов вернуться и оказать ему помощь. В Черновчицах Чичагов узнал, что к Шварценбергу присоединилась дивизия Дюрюта из корпуса Ожеро. Численность войска Шварценберга увеличилась до 50 000 человек против 18 000 у Остен-Сакена. Отправив Остен-Сакену корпус Эссена, Чичагов располагал армией численностью 32 000 человек, но с присоединением к армии отряда Лидерса (3 500 человек) и Эртеля (15 000 человек) его армия увеличивалась бы до 50 000 человек. 20 октября Чичагов прибыл в Пружаны, откуда он двинулся через Селец, Смоляницу и Ружаны в Слоним, куда он прибыл 25 октября. Тем временем Шварценберг, опередив Сакена на два марша, показался между Волковиском и Зельве. Чичагов направил флигель-адъютанта Чернышёва с казачьим полком, чтобы затруднить продвижение Шварценберга, заняв Деречин и Зельве. В Зельве Чернышёв узнал, что австрийский генерал Мор шёл из Гродно к Мостам на Немане, где он намеревался организовать переправу и соединиться со Шварценбергом. Чернышову удалось помешать наведению переправы и уничтожить мосты через реку Зельве, затруднив тем самым продвижение Шварценберга. Этой заминкой воспользовался Чичагов, продолжив движение к Несвижу. Преследуя армию Чичагова, Шварценберг старался выполнить неоднократные предписания Наполеона о необходимости «удержания в Литве» армий Чичагова и Тормасова, в чём Наполеон видел «всю цель действий» Шварценберга. Узнав о движении Шварценберга и Рейнье, Остен-Сакен настиг Рейнье в Волковиске и едва не пленил его. Остен-Сакену удалось в конечном итоге отойти к Бресту, увлекая за собой Рейнье и пришедшего ему на помощь Шварценберга. Поставленная Чичаговым задача прикрытия тыла его армии от неприятельской группировки была Остен-Сакеным выполнена блестяще. Следует отметить, что Чичагов стремился максимально соблюдать сроки и маршруты движения войск, предусмотренные петербургским планом совместных действий на второй период кампании 1812 года. Вместе с этим он понимал, что успех реализации этого плана зависит от наличия надёжной связи между начальствовавшими лицами крупных объединений войск и обеспечения взаимодействия между ними. Именно поэтому, находясь в Слониме, Чичагов поручил Чернышёву с казачьим полком направиться через занятую неприятелем территорию к Витгенштейну, находившемуся в Чашниках, и уведомить его о следовании Дунайской армии к Борисову и дальнейших планах Чичагова. Чернышёву удалось за четыре дня преодолеть расстояние в 400 вёрст и установить прямую связь между Чичаговым и Витгенштейном. На марше из Слонима в Несвиж Чичагов узнал, что у Несвижа и Новосвежина появился крупный неприятельский отряд, направленный из Минска французским губернатором Н. Бронниковским. Этот отряд под командой генерала Ф. Коссецкого и численностью 5000 человек был сформирован из литовских полков и французских маршевых батальонов. Против Коссецкого был отряжен граф К.О. Ламберт и в ходе успешных операций этот отряд был разгромлен. Успех графа Ламберта открыл дорогу на Минск. По пути следования к армии Чичагова должен был присоединиться стоявший в Мозыре корпус Ф.Ф.Эртеля, который, однако, не исполнил приказ Чичагова и остался в Мозыре по разным причинам, из которых главной была эпизоотия (падёж скота). В целях компенсации отсутствия войск, не пришедших с Эртелем, Чичагов приказал Остен-Сакену отправить для соединения с Дунайской армией корпус П.К.Эссена. Заменив Эртеля генералом С.А.Тучковым, Чичагов предписал ему вместе с его корпусом идти через Рогачёв и Могилёв на соединение с Дунайской армией. В Дунайскую армию также влился пришедший из Сербии отряд под командованием Н.И.Лидерса. Таким образом, Чичагов энергично создавал под своим командованием достаточно сильную группировку войск, основой которой являлась Дунайская армия. 5 ноября Чичагов пришёл в Минск. Французский губернатор Бронниковский с гарнизоном бежал из Минска в Борисов. Неприятель не успел уничтожить накопленные за три месяца в Минске запасы хлеба, пороха, свинца. На складах («магазинах») Минска имелось столько продовольствия, что его хватило бы Дунайской армии на месяц. В полученном адмиралом письме Александра I говорилось: «Вы видете, как необходимо вам стараться о соединении с графом Витгенштейном в окрестностях Минска или Борисова и встретить армию Наполеона лицом к лицу, в то время, когда князь Кутузов преследует её. Представляю вашему усмотрению выбор средств, удобнейших для достижения цели, чтобы не выпустить Наполеона из наших границ и уничтожить его армию, поставив её между вами, князем Кутузовым, графом Витгенштейном… Рассчитывайте расстояние и время… вы можете поспеть в настоящую пору».41 Не задерживаясь в Минске и стараясь наверстать время, потраченное на своё вынужденное «стояние» в Бресте, Чичагов выступил на Борисов. Впереди Дунайской армии ускоренным маршем шёл авангард генерала графа К.О. Ламберта, который 9 ноября на рассвете подошёл к Борисову. Походные колонны неприятельских войск под командой генерала Домбровского вошли в Борисов накануне ночью и не сумели занять оборону, когда они были внезапно атакованы графом Ламбертом (во время ночного штурма граф Ламберт был ранен). Штыковой атакой и огнём подоспевшей артилерии авангард Ламберта пробился к мосту через Березину и овладел Борисовым. Домбровский был отброшен на Оршанскую дорогу. 10 ноября Чичагов со своим штабом прибыл в Борисов, завершив переход Дунайской армии с Буга на Березину и опередив Наполеона, который в этот момент только переправлался через Днепр. Так Чичагов выполнил указание императора, перерезав, как оказалось, главный путь, который Наполеон планировал использовать для отступления из России. По словам генерал-лейтенанта А.И. Михайловского-Данилевского, автора книги «Отечественная война. Описание войны 1812-1815 г.», «…не об одном только преграждении дороги неприятелям думал Чичагов. Он простирал свои виды далее и, надеясь, что действительно казалось вероятным, взять в плен самого Наполеона, дал следующее предписание всем отрядам и партиям: Наполеонова армия в бегстве; виновник бедствий Европы - с нею. Мы находимся на путях его. Легко быть может, что Всевышнему угодно будет прекратить гнев свой, предав его нам. Почему желаю я, чтобы приметы сего человека были всем известны. Он роста малого, плотен, бледен, шея короткая и толстая, голова большая, волосы чёрные. Для вящей надёжности ловить и привозить ко мне всех малорослых. Я не говорю о награде за сего пленника: известныя щедроты Монарха нашего за сие ответствуют».42 Кутузов, командовавший главными силами русской армии, теснившими армию Наполеона, остановился в городе Копысь Могилёвской губернии. Вынужденный ожидать подвозов продовольствия и построения моста в Копысе, Кутузов не мог скоро переправиться через Днепр. Кроме того, главная армия, шедшая без остановок от самого Тарутина и на пути выдержавшая три кровопролитных сражения с французами под Малоярославцем, Вязьмой и Красным, нуждалась в отдыхе и некотором переформировании, чтобы, говоря словами Кутузова, «было с чем придти на границу». Отрядив в погоню за отступающей армией Наполеона свой авангард под командой М.А.Милорадовича, которому были приданы соединения М.И.Платова и А.П.Ермолова, Кутузов, как утверждают некоторые историки, не спешил на соединение с армией Чичагова. К тому же он придержал Витгенштейна, приказав ему не вступать в бой и даже отступить за Неман, если он будет атакован превосходящими силами неприятеля. Витгенштейну, однако, предписывалось атаковать корпус Виктора да и то, только в том случае, если можно обеспечить его разгром. Дезорганизацию в управление русскими войсками вносил и сам император Александр своими распоряжениями, отдаваемыми Чичагову и Витгенштейну через голову Кутузова. Кутузов же делал вид, что он подчиняется приказам императора. К тому же Кутузов не мог забыть прошлые обиды и пытался мстить Александру I довольно изощрённым способом, стараясь, в частности, представить «любимца императора» Чичагова как неумелого полководца, не выполняющего приказы главнокомандующего. С этой целью Кутузов посылал приказы Чичагову, помечая их задним числом, искажал или уничтожал рапорты Чичагова. В своих же рапортах императору Кутузов намеренно включал заведомо ложную информацию, утверждая, будто он, преследуя неприятеля, уже вышел к Березине, в то время как до Березины ему ещё предстояло преодолеть 150 километров. О том, как Кутузов «поддерживал» действия армии Чичагова довольно красноречиво говорит следующий факт, описанный самим Чичаговым в его мемуарах («Записках»). Нужно было без промедления захватить линию вдоль Березины. Мы были вынуждены продвигаться на ощупь, т.к. местные жители не хотели давать нам сведения, а точных карт у нас не было. Карты действительно были сняты перед самой войной, но для того, чтобы сделать по ним гравюры времени не хватило, а Кутузов, располагавший манускриптами карт, несмотря на мои многочисленные просьбы, не согласился ни передать их мне, ни хотя бы направить ко мне одного из работавших с ними (картами) офицеров. Он держал их в своём штабе, находившемся в семи переходах от театра военных действий.43 Подобное отношение Кутузова к неоднократным просьбам адмирала походило скорее на саботаж, следствием которого были неоправданные потери в живой силе и вооружениях армии Чичагова. Например, выполнявшая задачу определить местонахождение главных сил неприятеля и принужденная действовать наугад в условиях незнакомой местности дивизия авангарда чичаговской армии, которым командовал генерал Пален, неожиданно столкнулась с передовой колонной французской армии под командованием Удино. Перед лицом намного превосходящих сил противника авангард отступил к Борисову. При отступлении авангард потерял шестьсот человек и много имущества, среди которого был фургон с провиантом и посудой адмирала. А в Петербург было сообщено, что авангард был-де полностью разгромлен, потерял четыре тысячи убитыми и ранеными и противником якобы были захвачены все экипажи, канцелярия и секретная переписка адмирала. Кому и для чего нужно было посылать подобную дезинформацию догадаться не трудно.44
Поскольку левый берег Березины от Веселова до Ухолода был занят неприятельскими войсками, Чичагову было трудно угадать, во-первых, где Наполеон замышлял переправляться через Березину - выше Борисова или ниже, и, во-вторых, куда он намеревался отступать после переправы - на Вильно или Минск. Русский военный историк А.И. Михайловский-Данилевский справедливо отмечал, что «в подобных случаях принято правилом: держа войска в совокупности, стоять в центральном пункте и быть на равном расстоянии от мест, где неприятель может устроить переправу, по первому о том известию двинуться к ней, противопоставить возможные препятствия к переходу через реку или, если это не удастся, со всеми силами напасть на часть войск, уже успевшую перейти. Так сначала и поступил Чичагов. Всё 12-е ноября, т.е. на другой день после того, когда по разбитии арьергарда он принуждён был возвратиться на правый берег Березины, он простоял у Борисовского укрепления, составлявшего центральную точку переправ на Березине, отрядами наблюдая пространство от Земина до Уши и истребляя на реке плоты и материалы, которые могли служить неприятелю для построения мостов».46 Чичагов направил по правому берегу Березины на север к Зембину отряд Чаплица, а на юг до местечка Березино отряд графа Орурка. Чичагов продолжал стоять со своей армией у Борисова, когда получил указание Кутузова «принять меры осторожности на случай, если Наполеон пойдёт вниз по Березине к стороне Бобруйска, чтобы там переправясь, обратится на Игумен и Минск»47. Оставив часть своей армии у Борисова, Чичагов со своим главным резервом выступил 13-го ноября в южном направлении к Забашевичам, где на следующий день он получил донесение Орурка о решении Наполеона готовить переправу у Студёнки. По-суворовски стремительным марш-броском Чичагов со своим войском вернулся к предмостным укреплениям у Борисова. В тот день, когда Наполеон шёл вверх по Березине из Борисова к Студёнке, граф Витгенштейн находился в Кострицах, где он с большим опозданием узнал о выборе французами места переправы через Березину. Отсутствие точных данных о противнике и незнание особенностей рельефа местности не позволили Витгенштейну нанести удар с севера по не защищённой с фланга переправе у Студёнки. Дорога к Студёнке через Веселово оказалась непроходимой для артиллерии Витгенштейна и он принял решение идти кружным путём в Борисов, где он, используя своё численное превосходство, отрезал дивизию Л. Партуно и заставил её капитулировать. По приказу Чичагова был наведён через Березину понтонный мост для сообщения с Дунайской армией прибывших в Борисов графа Витгенштейна и отряженных Кутузовым войск генералов М.И.Платова и А.П.Ермолова. Чичагов согласовал с графом Витгенштейном совместные действия против переправлявшейся через Березину наполеоновской армии. Договорились о том, что Чичагов обеспечит сосредоточение у Стахова группировки в составе половины Дунайской армии, корпуса генерала Платова и 14-ти батальонов генерала Ермолова, готовых атаковать наполеоновские войска, которые смогут переправиться через Березину. А Витгенштейн будет преследовать до переправы арьергард Наполеона, которым командовал маршал К.Виктор. Забегая вперёд, скажем, что несмотря на ожестачённые бои на обоих берегах Березины Чичагову и Витгенштейну не удалось реализовать достигнутую между ними договорённость: на правом берегу попытки Чичагова разбить переправивниеся части французов не дали желаемых результатов, а на левом берегу Витгенштейн, затратив много времени на разоружение дивизии Портуно в Борисове, медленно усиливал давление на отчаянно сопротивлявшегося противника, позволив арьергарду Виктора избежать полный разгром. С высокого левого берега Наполеон наблюдал передвижения за рекой русских егерей и казаков, которые располагались в низине у болота, отделявшего их от переправы, и имели возможность огнём мешать движению французов через Березину. Наполеон распорядился оборудовать на возвышенности у Студёнки позиции для 40 крупнокалиберных пушек для прикрытия переправы и приступить к строительству мостов. Понтонов у французов не было; их сожгли ещё при отступлении из Москвы. Поэтому Удино приказал рубить лес и разбирать избы соседней деревни. Полученные таким образом стройматериалы предназначались для строительства двух мостов через реку.
Находившийся в Зембине русский корпус был малочисленным для того, чтобы мешать переправе французов или контролировать Зембинское дефиле, не рискуя быть уничтоженным. Просчётом командования этого корпуса было, однако, то, что оно заблаговременно не позаботилось о необходимости привести в негодность дорогу на Вильно в районе Зембинского дефиле, спалив там мосты и гати. Как писал один французский автор, «Если бы русские сожгли Зембинские мосты, то нам ничего другого не оставалось бы, как повернуть к Минску, налево, где была армия Чичагова, потому что вправо на несколько лье были непроходимые болота… Наполеон не имел бы никакого средства к спасению». Ещё более выразительным было высказывание другого француза: «Стоило только какому-нибудь казаку взять огня из своей трубки и зажечь мосты, тогда все усилия наши и переход через Березину сделались бы тщетны. Взятые на узком пространстве между болотами и рекою, без пищи и приюта, подверженные нестерпимой метели, главная армия и её император были бы принуждены сдаться без боя». Отступление французов по дороге в Вильно давало Наполеону единственный шанс избежать плена самому, сохранить остатки его армии. Но для этого надо было оттеснить от переправы отряд Корнилова, усиленный кавалеристами Чаплица, и насколько возможно помешать выступлению резерва, созданного Чичаговым в районе Стахова. Сводным отрядом французов командовал М. Ней, который выдвинул против русских пехоту при поддержке конницы и попытался отбросить отряды Корнилова и Чаплица в лесной массив. Прибывший в Стахов Чичагов направил на выручку русских отрядов две дивизии под командой генерала Сабанеева, который приказал «рассыпать в стрелки более половины своих обеих дивизий», посчитав рассыпной строй наиболее полезным боевым порядком в условиях боя в лесистой местности. Решение Сабанеева оказалось ошибочным, т.к. действовавшие врассыпную русские пехотинцы оказались лёгкой добычей прорвавшейся в наши порядки французской конницы. Лишь благодаря контратаке Павлоградских гусаров под командой Чаплица удалось опрокинуть неприятельскую кавалерию и заставить французов отступить. А войска резерва Чичагова в Стаховском сражении не участвовали. Стояли на месте и ждали своего часа, когда надо было преследовать и добивать отступающего по Виленской дороге врага. Тем временем Виктор со своим корпусом начал переправляться через Березину, бесжалостно проделывая проход для себя через толпу беженцев и нагромаждения мёртвых тел на мостах. Утром 17-го ноября Наполеон приказал жечь мосты. Обращаясь к генералу Ж.Б.Эбле, руководившему разрушением мостов, Наполеон сказал: «Приберите мёртвые тела и побросайте их в воду; русские не должны видеть наши потери». В то же утро Наполеон выехал из Занивок в Камень, куда бежала его армия, которая должна была идти на Вильно через Молодечно, Сморгони и Ошмяны. Вечером 23 ноября в Сморгони Наполеон собрал маршалов, объявил им о своём отъезде и передал командование остатками своей армии И.Мюрату. В тот же вечер под охраной взвода гвардейских конных егерей Наполеон отбыл в Париж. Неотступно сопровожавший Наполеона в ходе всей русской кампании маркиз Арманд Коленкур и на этот раз был вместе со своим сюзереном и старался запоминить его оценки итогов войны с Россией. «Я покинул Париж с твёрдым намерением остановиться в Польше» - говорил Наполеон.- «Однако, обстоятельства соблазнили меня двигаться дальше. Возможно, было ошибкой идти до Москвы. Может быть, мне не нужно было оставаться там слишком долго. Но вы знаете, что от великого до смешного всего лишь один шаг. Как бы там ни было, пусть нас рассудят потомки». «А что сделал Кутузов?»- продолжал Наполеон, обращаясь к сражению на Березине.- «Он и Витгенштейн погубили Чичагова. Все остальные русские генералы стоят больше, чем эта величественная престарелая дама». Обо всём сказанном выше Коленкур написал в своих мемуарах. Несмотря на то, что за переправу через Березину Наполеону пришлось заплатить дорогую цену, исчислявшуюся тысячами убитых, искалеченных и брошенных на произвол судьбы, не говоря уже о материальных потерях и моральном ущербе наполеоновской Франции, ожидания российского императора не осуществились, потому что неприятелю не преградили путь к отступлению, не истребили неприятельскую армию до последнего человека, как приказывал государь, и не был схвачен сам Наполеон. На наш взгляд, никому кроме автора эпохального романа «Война и мир» не удалось передать саму атмосферу того, что происходило на Березине, и какой резонанс это событие вызывало в кругах военной верхушки России: »Толпа французов бежала с постоянно усиливающеюся силой быстроты, со всею энергией, направленною на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге… Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагали, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, и потому недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее… В особенности после соединения армии блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов... Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своею властию, в противность воле государя, подписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше». Однако, не настолько прост был Михаил Илларионович, чтобы признать себя виновником провала плана захвата Наполеона на Березине. Он посчитал, что ему представился удобный случай, чтобы свести старые счёты со своим «обидчиком» Чичаговым, объявив последнего главным виновником того, что Наполеон ускользнул из «Березинской западни». С этой целью Кутузов поспешил послать императору Александру следующее донесение: «Сия (наполеоновская - В.Ю.) армия, можно сказать, 12, 13 и 14 числа ноября находилась окружённая со всех сторон. Река Березина, представляющая натуральную преграду, господствуема была армиею адмирала Чичагова, ибо достаточно было занять пост при Зембине и Борисове (пространство 18 вёрст), чтобы воспрепятствовать всякому переходу неприятеля. Армия Витгенштейна от Лепеля склонилась к Борисову и препятствовала неприятелю выйти с сей стороны. Главный авангард армии Платова и партизаны мои теснили неприятеля с тыла, тогда как главная армия шла в направлении между Борисовым и местечком Березиным с тем, чтобы воспрепятствовать неприятелю, если бы он восхотел идти на Игумен. Из сего положения наших армий в отношении неприятельской должно бы полагать неминуемую гибель неприятельскую; незанятый пост при Зембине и пустой марш армии Чичагова к Забашевичам (осуществлённый по повелению Кутузова - В.Ю.) подали неприятелю удобность перейти при Студёнке».50 Донесение Кутузова представляло в искажённом свете действия армии Чичагова, которая одна сумела нанести французской армии сокрушительный урон на Березинской переправе, после которого «Великая армия» фактически перестала существовать как армейское формирование. 17 ноября 1812 года адмирал Чичагов представил императору Александру свой отчёт о том, что произошло на Березине: «Теперь, Государь, я должен думать, что меня будут упрекать в том, что я не взял Бонапарта и его армии, что я мог это сделать, если б угадал наверное где он пройдёт и если б поставил корпус для преграды ему пути. Я же со своей стороны убеждён, что корпус, который я мог бы отрядить, например, в Зембине не произвёл бы более действия, чем тот, который защищал место, где он хотел найти пристанище. Реку во многих местах можно перейти в брод и в весьма короткое время можно переправить достаточное число людей, чтобы завладеть противоположным берегом под прикрытием сильной батареи. У меня было только от 16 до 17 тысяч пехоты, которая одна может считаться в подобном случае, ибо кавалерия совершенно бесполезна. Корпус в Зембине, в 30 верстах от Борисова, который я должен был также удерживать, как и всю дистанцию до Березины, не мог быть довольно силён, чтобы устоять против По словам Л.М. Чичагова, «переход через Березину до сих пор был известен только по сообщениям офицеров французской армии, которые представляют взгляд лишь одной стороны, и из рассказов русских историков, которые не были очевидцами событий и которым к тому же не позволялось говорить правду«52. В этой связи уместно напомнить слова из письма, хранившегося в архиве генерала Дубровина: «Я вижу, что в Петербурге совсем не отдают справедливости Чичагову… Березина, можно сказать, доканала французов… Все французы говорят, что погубила их совершенно встреча с молдавской армией (Чичагова - В.Ю.) у Березины». По словам Леонида Михайловича Чичагова, «нет сомнения, что именно …близость Чичагова к императору и злоба Кутузова, за смену его в Дунайской армии, причинили то падение, которое решило дело при Березине. Коварные действия Кутузова относительно адмирала уже разоблачены, но нельзя не удивиться, что много десятков лет потребовалось для этого. Масса современников и свидетелей переправы заявляли тогда словестно и письменно о невиновности Чичагова и что во всяком случае ответственность за переправу должна пасть на Кутузова и Витгенштейна более, чем на адмирала, но этим лицам зажимали рты, а записки их рвались и прятались под спуд».54 В защиту Чичагова выступили участники Отечественной войны 1812 года Денис Давыдов, генерал-лейтенант М.Р.Воронцов, воевавший под началом адмирала и ставший впоследствии фельдмаршалом, генералы А.П.Ермолов, Чаплиц и многие другие.
В письме графу С.Р.Воронцову от 25 мая 1813 г. П.В.Чичагов даёт следующее пояснение тому, можно ли, в действительности, было считать обманным манёвром Наполеона его переправу через Березину у Студёнки: «В чём же состоял обман? Переправы были заняты (русскими - В.Ю.); в месте, которое он (Наполеон) выбрал, он встретил дивизию, под огнём которой он навёл мосты. Если обман в том, что ему не могли помешать навести мосты, то это потому, что эта дивизия не была достаточно сильна, чтобы уничтожить всё то, чем неприятель мог рискнуть в этом случае. Но поскольку русская армия насчитывала не более 25 тысяч человек, а Наполеон 120 тысяч и больше 300 пушек, он мог бы осуществить переправу и не обманывая противника. Он потерял однако тут больше 30-ти тысяч убитыми… Неизвестно, сколько потонуло в Березине, но там находились целые эскадроны: людей и лошадей». О том, что было дальше, рассказывает Денис Давыдов: «Ермолов, очевидец Березинских событий, представил светлейшему (Кутузову - В.Ю.) записку, в которой им были резко изложены истинные, по его мнению, причины благополучного отступления Наполеона. Он поднёс её во время приезда в Вильно князя, сказавшего ему при этом случае: голубчик, подай мне её, когда у меня никого не будет. Эта записка, переданная князю вскоре после того и значительно оправдывавшая Чичагова, была, вероятно, В своей записке «Отечественная война. 1812 год», опубликованной в июне 1886 года в журнале «Русская Старина», генерал Чаплиц высказал убеждение в том, что «адмирал… считал немыслимым совершенно истребить французскую армию, когда внутри России полагали это возможным; но он хотел нанести неприятельской армии такого рода урон, который мог ей быть гибельным, а в последствии довести её до полного расстройства. Считаю обязанностью прибавить ещё, что операционный план был так разумно составлен, что, несмотря на все сделанные ошибки, французская армия, оттеснённая на другую сторону Березины, уже считала себя погибшей… Что же из всего этого следует и какой приговор произнесёт беспристрастный военный? Что всё сиё было следствием крайней точности, приложенной адмиралом к исполнению повелений своего государя, и самоотвержения войск, находившихся под его предводительством. Наперекор малосведущим людям доказано, что переправа через Березину никогда не изгладится из памяти французской нации и, тогда как наши войска приобрели в ней славу, для неприятельской армии она будет лишь печальным воспоминанием о потере таких отличных офицеров и о трауре, в который облеклись все семьи после неё. Переправа послужит ещё уроком дпя военных, как доказательство, что одной храбростью солдата, признанным мужеством офицеров, военными дарованиями маршалов и генералов нельзя поддержать армию при перемене счастья, но лишь нравственная сторона её создаёт дисциплину и не ради внешности, чтобы тяготеть над человеком, но по принципу чести, который возвышает душу над невзгодами, сближает и связывает нас для борьбы и заставляет блюсти честь государя, народа, армии, а не частных лиц». «Честный характер генерала Чаплица вполне выразился в его записке - писал Л.М.Чичагов.- Он восстал против этого гнусного направления закидывания грязью своего начальника, для оправдания собственных ошибок, и лишь поясняет самые факты, как складывались обстоятельства, побуждавшие к тем или другим действиям и решениям со стороны адмирала и его самого…. Из писем Чаплица к Чичагову видно, что первый желал написать ещё другую записку исключительно с целью оправдать адмирала, но, как нам известно, на многие подобного рода просьбы, Чичагов отвечал всегда отказом, убеждённый, что время и история ему без того отдадут полную справедливость». IVОбщественное мнение и государственная пропаганда обрушили на Чичагова поток клеветы с обвинением чуть ли не в измене. Г.Р.Державин высмеял его в эпиграмме. Не остался в стороне от этого и русский баснописец И.А.Крылов, написавший в 1813 г. басню «Щука и кот», в одном из героев которой легко узнавался адмирал. Мораль этой басни: «Беда, коль пироги начнёт печи сапожник, а сапоги тачать пирожник» прямо намекала на то, что моряк Чичагов взялся не за своё дело, воюя на суше. Все его заслуги перед Отечеством старались предать забвению. Он даже не был включён в число участниковСчитая ниже своего достоинства вступать в полемику с клеветниками, Чичагов писал своему другу графу С.Р.Воронцову 15 сентября 1813 года: «Толпа везде слепа, но она вдвойне слепа у нас, потому что она менее просвещённая и совсем не имеет привычки пользоваться глазами разума, а значит её очень легко ввести в заблуждение, но что думать о тех, кто, зная правду, терпят ложь и клевету?»62 В этом же письме он с иронией отмечает: «…самая большая моя вина в том, что я пришёл в место, указанное императором; другие же, кто не пришли туда (т.е. Кутузов и Витгенштейн - В.Ю.), все оказались правы. К несчастью, я так расположился, что в продолжении всей кампании моя армия преследовала и била неприятеля, находившегося впереди, что совершенно противоречит нашей новой тактике, которая гласит: В письме графу Воронцову от 25 мая 1813 г. Чичагов писал: «…надо, чтобы вы знали, что я ушёл из армии вовсе не из-за чрезмерной чувствительности, а для того, чтобы служба не страдала из-за придирок ко мне маршала кн. К.(Кутузова - В.Ю.). Он стремился помешать всему, что я делал, даже если это было для его собственной славы… Меня обвиняют в содеянных ошибках, но в чём же они состоят? Никто мне этого не сказал. Главный упрёк в том, что я не взял в плен Наполеона, но разве я обещал это сделать? Был ли мне дан такой приказ? Имел ли я такую задачу? Возможно ли было это выполнить?». К сказанному добавим, что во время аудиенции у императора Александра в Вильно, куда Чичагов прибыл за новыми инструкциями о дальнейших действиях в Пруссии, Павлу Васильевичу был оказан «самый милостливый и самый сердечный с виду» приём. «Я спросил тогда,- вспоминал Чичагов,- нет ли у Его Величества каких-либо претензий ко мне и что в этом случае я хотел бы только иметь возможность объясниться. Он мне ответил, что ему известно всё и что у него нет упрёков в мой адрес». Непонятно, почему Чичагов не настоял на объективном разбирательстве всего того, что произошло на Березине. В своём письме Чичагову граф С.Р.Воронцов писал по этому поводу: «Я уверен, что, если бы до того, как покинуть армию, вы поехали бы в штаб-квартиру в Калиш и попросили бы аудиенцию у Императора, настаивая на том, чтобы присутствовал Кутузов, и что там, изложив им всё, что вы сделали, предъявляя сообщения и приказы, дoбавляя, что, как вам известно из петербургских писем, вас обвиняют в армии в том, что вы позволили Бонапарту ускользнуть, ваша честь вам слишком дорога, чтобы не потребовать, не настоять даже на созыве военного совета, чтобы судить вас; я глубоко убеждён, что Кутузов был бы вынужден вас оправдать и признаться в присутствии Императора, что упрекнуть вас в чём-либо невозможно. После этого они были бы вынуждены вознаградить вас за то добро, которое вы сделали, и те же самые люди, которые терзали вас, были бы вынуждены отречься от своих слов. Тогда вы смогли бы уйти не как человек, впавший в немилость у Государя, а как человек, которому противны интриги, которые ваш благородный характер всегда ненавидел… Я удивлён,что вы не иэбрали образ действий, который вы должны были избрать и который был единственным решением, которого требовало ваше положение».65 Но остаётся невыясненным также вопрос о том, почему император Александр, считавший, что причиной провала плана окружения Наполеона на Березине была «медлительность действий» Кутузова, не выступил в защиту адмирала. Возложить всю вину на Чичагова «оказалось удобным всем: и Кутузову, который не хотел и не считал возможным взять в плен Наполеона, но одновременно не хотел и высказаться в этом смысле прямо и открыто, и императору, который лучше всех знал правду, но не решался откровенно обвинить фельдмаршала-победителя, который своей намеренной медлительностью подставил Чичагова. Подданным нужен был виновник того, что Наполеон ускользнул, и Александр, как это делал он не однажды за время своего правления, пожертвовал одним из ближайших соратников». По мнению Л.М.Чичагова, адмирал «Чичагов сошёл со своего поприща именно в ту эпоху, когда слава Александра I достигла своего апогея и, по непреложному закону судеб, начала после того склоняться к закату. В последнее десятилетие царствования Благословенного, Чичагов был бы не на своём месте в какой бы то ни было области государственного управления: в сфере духовной юродствовал Фотий, военными силами заведывал Аракчеев, а светочи народного просвещения находились в руках Магницких и Руничей…». Ведь одного слова императора было бы достаточно, чтобы положить конец клеветнической кампании против П.В.Чичагова. Но упрёки недругов Чичагова продолжались. Не в силах выдержать сплетен и слухов, витавших вокруг его имени, П.В.Чичагов вышел в отставку в феврале 1813 года, когда он сдал командование своей армией и покинул службу.
Сходную трактовку факторов, осложнявших положение адмирала в высших кругах российского общества, даёт наш современник, историк В.В.Аверьянов. По его мнению, «немаловажное значение в тогдашней политической борьбе имело для Павла Васильевича наличие двух придворных партий - одна западного толка (например, граф Н.П.Румянцев, министр иностранных дел, М.Б.Барклай де Толли, военный министр, и др.), вторая - русская партия (ведущим в коей был граф А.А.Аракчеев). Чичагов не примыкал ни к той, ни к другой; вёл свою собственную политику, состоявшую в верном служении Государю и Отечеству, даже, пожалуй, больше последнему. Не имея своей собственной политической команды, способной обеспечить ему лидерство, понимая политику как искреннее, чистосердечное служение Родине и закону, Чичагов был подвергнут клеветническим нападкам со стороны обеих партий. Его влияние на Государя вызывало естественную зависть. Нельзя исключить, что назначение Павла Васильевича Чичагова, военного моряка, а отнюдь не сухопутного начальника, командующим Дунайской армией было лишь продиктовано Государем, а вызвано влиянием придворных партий, возможно даже связанных с некоторыми зарубежными кругами. Поскольку сиё решение осуществлялось в год Отечественной войны, во время борьбы с Бонапартом, Чичагов не счёл возможным отказаться от подобного назначения, хотя оно явно выходило за рамки его профессиональных навыков и приобретённых знаний…». V
Уезжая из России, Павел Василиевич увёз также прах своей жены Елизаветы, который он захоронил в английском городке Беддингтон рядом с сельским храмом, где в 1799 году состоялась церемония его бракосочетания с Елизаветой. Он жил то в Англии, то во Франции, то в Италии, то в Швейцарии, то снова во Франции. Метаниями по странам Европы после отъезда из России Павел Васильевич, видимо, стремился заглушить тоску по покинутой Родине. Наконец, он решил обосноваться во Франции, в парижском предместье Ссо, купил в 1822 году особняк, который и поныне хорошо известен местным жителям, как Он не чувствовал себя затворником. Кроме дочерей и внуков его дом посещали друзья - выходцы из России, в частности, граф Растопчин. С ним жил и его брат Василий, умерший в Ссо в 1826 году. Павел Васильевич купил участок на кладбище в Ссо, где и похоронил своего брата, завещав похоронить себя рядом с братом, которого он очень любил. С 1816 года П.В.Чичагов писал свои «Записки» (дневники), которые охватили период с 1726 г. по 1834 г. Он жил на свою пенсию и жалование члена Государственного Совета, в составе которого он числился до 1834 года. В 1825 году Павел Васильевич в связи со вступлением на престол нового государя Николая I письменно поздравил его по этому случаю и одновременно поинтересовался, не изменится ли что-либо в его положении как члена Государственного Совета. Николай I ответил, что воля покойного брата для него закон и будет неизменно соблюдаться в отношении адмирала. Но в действительности это было не так. Опала императора Николая сгущалась над ним с каждым годом. Царь как бы искал повод, чтобы ущемить положение адмирала. Этим поводом послужил изданный в 1834 году царский указ, обязавший всех русских подданных, проживавших за границей, вернуться в Россию. Считавший своё положение решённым раз и навсегда, Чичагов не спешил с выполнением требований высочайшего указа. В результате он оказался едва ли не единственным, к кому были применены обещанные в указе санкции. Чичагов был лишён немногих своих имений и орденских пенсий, а также льгот, связанных с членством в Государственном Совете, которое прекращалось. Но гордый дух старого и больного адмирала не был сломлен. Объявив недействительной свою присягу Николаю I, он отправил в Россию императору все свои ордена и переписку с Александром I. Павел Васильевич и его дочь Екатерина Павловна приняли английское подданство. В 1842 году он продал свой особняк в Ссо и до конца дней своих жил у дочери Екатерины Павловны в Париже. Печальна была старость рано ослепшего Павла Васильевича. Будучи глубоко верующим человеком, он как истинный христианин незадолго до своей кончины простил всех своих врагов. Он хотел сжечь рукопись своих «Записок». Но Екатерина Павловна уговорила отца не делать этого. Адмирал оставил ей весь свой архив с условием не передовать его кому-либо. Он умер в Париже 20 августа 1849 года в возрасте 82 лет и был похоронен на кладбище в парижском пригороде Ссо. Его имя выбито на могильном камне. И это же имя до сих пор носят два атолла в Тихом океане.
VIКак было сказано выше, после смерти Павла Васильевича Чичагова остались его «Записки», содержание которых раскрывало истинную подоплёку событий, вынудивших его покинуть навсегда Россию, истинным патриотом которой он являлся. Как свидетельствовали люди, знакомые с этими дневниками, в них много ценного исторического материала об эпохах царствования Екатерины II, Павла I и Александра I, метких характеристик главнейших государственных деятелей и множество подробностей, основанных на неизвестных дотоле документах и письмах. Дочь адмирала Екатерина Павловна понимала, какое важное значение для восстановления доброго имени её отца, его реабилитации перед Историей имеет публикация его дневников. Она стала разбирать дневники отца и готовить их к изданию. Помочь ей в этом вызвался её кузен Шарль дю-Бюзэ, двоюродный брат её мужа - адмирала Юджина дю-Бузэ. Но этот «доброхот» преследовал свои собственные, корыстные цели. В те годы, когда назревал разразившийся в 1853-1856 гг. вооружённый конфликт Англии и Франции с Россией (Крымская война), противники России делали всё возможное, чтобы представить её в образе врага, вероломного и коварного. Кузен Екатерины Павловны решил на этом деле заработать. И тенденциозно подобрав отдельные фрагменты из дневников, он опубликовал эту подборку в Париже под видом «подлинного дневника» адмирала Чичагова. Наступил 1858 год. Граф дю-Бузэ предпринял ещё более «отважные» действия. Поскольку из похищенных им фрагментов «Записок» адмирала немыслимо было создать что-нибудь целое, этот «литератор» добавил собственные измышления, приписав их Чичагову, и сфабриковал целую брошюру с единственной политической целью опорочить Россию и её роль в мировых делах. Боясь неудачи во Франции, он удалился в Берлин и издал там эту брошюру под заглавиемНельзя исчислить сколько вреда принесли эти недостойные публикации честному имени Павла Васильевича. Можно себе представить, что пережила дочь русского адмирала, несшая с ним один крест со времени злополучной переправы Наполеона через Березину! Потребовалось срочное вмешательство Екатерины Павловны, чтобы изъять эту публикацию из оборота и защитить честь её отца. Она обратилась в парижский суд и выиграла это дело. Можно лишь представить, какой ценой за счёт собственного здоровья она смогла остановить новую волну клеветы против своего отца. Но довести до конца публикацию дневника в полном объёме ей не позволило здоровье. Помог счастливый случай. В 1881 году в Париже находился в служебной командировке молодой офицер-артиллерист Леонид Михайлович Чичагов, который навестил парализованную родственницу. Екатерина Павловна передала ему дневники и взяла с Л.М.Чичагова обещание опубликовать их полностью. Екатерина Павловна Чичагова или, как её знали её современники, графиня Катерина дю-Бузэ скончалась в Париже 11 сентября 1882 года в возрасте 75 лет. Наполовину англичанка от рождения, но русская по духу и характеру, она завещала похоронить себя по русскому православному обряду и оставила 100 франков органисту того храма, где её отпевали, с тем условием, чтобы он во время службы исполнил русский гимн «Боже, царя храни». Она похоронена в семейной усыпальнице рядом с могилами её отца адмирала П.В. Чичагова и её дяди генерала В.П. Чичагова на кладбище в парижском предместье Ссо. Тем временем, Леонид Михайлович Чичагов лично отредактировал переданную ему рукопись.
Леонид Михайлович Чичагов организовал публикацию рукописи дневников адмирала в России в журнале «Русская Старина». «Записки Адмирала Чичагова, заключающие то, что он видел и что, по его мнению, знал» вышли в свет, к сожалению, не полностью, а частично. Это объясняется, во-первых, тем, что, опубликовав 14 глав «Записок», редакция «Русской Старины» прекратила их публикацию. Во-вторых (и это, повидимому, главное) в жизни и карьере самого Леонида Михайловича Чичагова произошёл крутой поворот. Главным делом его жизни стала не блистательная военная карьера, а служение Русской Православной Церкви, которой он посвятил всего себя без остатка, взойдя к самым высоким должностям в церковной иерархии,
* * *Во вступительной статье, предворяющей «Записки П.В. Чичагова», Леонид Михайлович Чичагов отмечал, что характер адмирала оказался до конца не понятым не только его современниками, но и потомками, историками. В опубликованном в 1881 г.«Адмирала Чичагова сгубила прямота его характера» - отмечал Леонид Михайлович Чичагов.- «Всегда юный душою он думал, что с такими правилами можно добиться на сем свете правды. Он любил Родину более всего на свете и любил честно и свято, но выражал чувства, может быть, слишком своеобразно и громогласно, что зависело от его взглядов и самого значения придаваемого им слову любовь к отечеству».72 Своим девизом он принял известное изречение Etre et non paraitre (Быть, а не казаться), которое он вырезал на своей печатке и всегда носил с собой. Таким был адмирал Павел Васильевич Чичагов, человек удивительного характера и необыкновенной судьбы, умелый флотоводец и талантливый реформатор российского флота, видный государственный деятель и военный стратег, активный участник Отечественной войны 1812 года. При этом ничто человеческое не было чуждо ему. Он мог и допустить ошибку, как это было, например, в эпизоде с переходом через Борисовский мост в надежде ускорить соединение Дунайской армии с группировкой Витгенштейна. Но, как свидетельствует генерал Чаплиц, лично знавший Чичагова, это была ошибка, «имевшая столь маловажные последствия и оказавшаяся тем более простительной, что адмирал предпочёл предписать её скорее себе, нежели допустить, чтобы винили кого-либо другого». Обстоятельства его жизни и деятельности сложились таким образом, что этот истинный патриот своей Отчизны оказался оклеветанным и был вынуден навсегда покинуть Россию, верным сыном которой он всегда был. Да простит нас читатель за многочисленность и длинноты цитат из различных документов, но без этого нельзя объективно и доказательно опрокинуть стереотипы старого мышления, рецедивы которого до сих пор встречаются в суждениях некоторых современных авторов об адмирале П.В.Чичагове, тиражируются в выступлениях увлекательных рассказчиков перед массовыми телевизионными аудиториями и на страницах издаваемых в наши дни школьных учебников по истории России. Пришло время поставить точку этим перепевам, давно набившим оскомину у знающих людей. Вспомним, как во время Великой Отечественной войны в самый критический для нашей Родины момент наш народ призывали вдохновляться на борьбу с гитлеровским фашизмом обращением к образам наших великих предков. Среди имён этой кагорты могло быть по праву названо и имя адмирала П.В.Чичагова, того самого Чичагова, чья армия на Березине нанесла непоправимый урон Наполеону, урон, после которого наполеоновское войско перестало существовать как военное формирование и превратилось в спасающуюся бегством толпу. Это был победоносный венец Отечественной войны 1812 года. Вклад адмирала Чичагова в эту Победу бесспорен. И сейчас, с высоты почти двухсот лет, прошедших со времени Отечественной войны 1812 года, нельзя не удивляться той несправедливости, с какой до сих пор у нас, в России относятся к памяти адмирала. Пойдите в петербургский Эрмитаж и там в галерее портретов участников Отечественной войны 1812 года вы не найдете портрета П.В.Чичагова, хотя в этой войне он командовал самой боеспособной армией, воюя подчас не числом, а умением. Во всей России не нашлось места поставить памятник этому настоящему патриоту России, верному принципам, идеалам и традициям, составляющим понятие Кодекса Чести Гражданипа и Защитника своего Отечества. О Чичагове лишь напоминают два атолла в Богом забытом районе Мирового океана да могильная плита с его именем на кладбище в парижском пригороде Ссо. Воссоздать правду о роли и месте в истории России таких выдающихся деятелей, каким был Павел Васильевич Чичагов - это почётный долг нынешнего поколения  Источники 1 П.В. Чичагов. "Записки". Российский Фонд Культуры. Студия "Тритэ" Никиты Михалкова. "Российский Архив". М. 2002 г., с 7. 2 Там же, с. 38. 3 Там же. с. 92. 4 Там же, с. 37. 5 "Архив адмирала П.В. Чичагова". Выпуск Первый. СПб. 1885 г., с.8. 6 Там же, с. 9. 7 Там же, с. 8-9. 8 П.В. Чичагов. "Записки". Российский Фонд Культуры. Студия "Тритэ" Никиты Михалкова. "Российский Архив". М. 2002 г., с.545. 9 Там же, с. 546-547. 10 "Архив адмирала П.В. Чичагова".Выпуск Первый. СПб. 1885., с.12. 11 Там же, с. 13. 12 Там же, с. 16 13 "Русская Старина". СПб. Том ХХХVIII, 1883 г., июнь, с. 500. 14 Там же, с. 493-494. 15 "Архив адмирала П.В. Чичагова". Выпуск Первый. СПб. 1885., с.20. 16 Там же, с. 7. 17 См. подробнее Н.В. Скрицкий. "Самые знаменитые флотоводцы России". М. "Вече". 2000 г., с. 237-238. 18 "Архив адмирала П.В. Чичагова". Выпуск Первый. СПб. 1885 г., с.27. 19 "Русская Старина". СПб. 1873 г., том VII, январь. с. 44-45. 20 "Архив адмирала П.В. Чичагова". Выпуск Первый. СПб. 1885 г., с.15-16. 21 Цит. по изданию "Великороссы". Выпуск Второй. Приложение к Альманаху "Секрет". М. Товарищество советских. писателей 1992 г., с.8. 22 "Архив адмирала П.В. Чичагова". Выпуск Первый. СПб. 1885 г., с.29. 23 Там же, с. 22. 24 Там же, с.30. 25 Из письма графа С.Р. Воронцова адмиралу П.В.Чичагову от 3 марта 1813 года. 26 "Архив адмирала П.В. Чичагова".Выпуск Первый. СПб.1885 г., с.30. 27 Рескрипт Императора Александра Первого Адмиралу П.В. Чичагову от 9 апреля 1812 года. 28 Цит. по "Histoire de Consulat et de l'Empire. Vol. III. p. 492. 29 Из "Записок" адмирала П.В. Чичагова ( цит. "Русский архив". 1870 г. № 9. Перевод с француского: с.15-16). 30 Там же, с. 34. 31 А.И. Михайловский-Данилевский. "Отечественная война. Описание войны 1812-1815 г.". Издание А.А. Каспари. СПб. 1899 г., с. 107. 32 Из "Записок" адмирала П.В. Чичагова (цит. "Русский Архив". 1870 г., № 9. Перевод с французского, с.35). 33 А.И. Михайловский-Данилевский. "Отечественная война. Описание войны 1812-1815 г.". Издание А.А. Каспари. СПб. 1899 г., с. 192. 34 Из "Записок" адмирала П.В. Чичагова (цит. "Русский Архив".1870 г.G12.№ 9. Перевод с французского. с.41). 35 А.И.Михайловский-Данилевский."Отечественная война.Описание войны 1812-1815 г.".Издание А.А. Каспари. СПб.1899 г., с.288-289. 36 Там же, с. 290. 37 Л.Н. Толстой. Собрание сочинений, том 7. "Государственное Издательство художественной литературы".М. 1958 г., ("Война и мир".Том 4, часть 3, гл.1, с. 131.) 38 Там же ("Война и мир". Том 4, часть 3, гл. ХIХ, с.182.). 39 "Отечественная война 1812 г. В рассказе генерала Чаплица". "Русская Старина".СПб.1886 г., том 1, июнь, с.499-500. 40 Л.Н. Толстой. Собрание сочинений, том 7. "Государственное Издательство художественной литературы".М. 1958 г., том 7( "Война и мир". Том 4, часть 3, гл. XIX, с. 180-181. 41 А.И. Михайловский-Данилевский. "Отечественная война. Описание войны 1812-1815 г.". Издание А.А. Каспари. СПб. 1899 г., с. 440-441. 42 Там же. с.444. 43 Из "Записок" адмирала П.В. Чичагова ("Русский архив". 1870 г. № 9 Перевод с французского: с. 56-57). 44 Там же, с. 61-62. 45 Из письма адмирала П.В. Чичагова графу С.Р. Воронцову от 27 сентября 1813 года. 46 А.И. Михайловский-Данилевский. "Отечественная война. Описание войны 1812-1815 г.". Издание А.А. Каспари. СПб. 1899 г.,с.450. 47 Там же, с. 451. 48 Там же, с. 464. 49 Л.Н. Толстой. Собрание сочинений, том 7."Государственное Издательство художественной литературы". М. 1958 г., ("Война и мир". Том 4, часть 4, гл.Х,. с.210-212.). 50 Цит. Н.В. Скрицкий. "Самые знаменитые флотоводцы России". М. "Вече". 2000 г., с.24 51 Из письма адмирала П.В. Чичагова императору Александру 1 от 17 ноября 1812 года. "Сборник Русского Исторического Общества". Том шестой. СПг. 1871 г., с.56-57. 52 Из "Записок" адмирала П.В. Чичагова (цит. "Русский архив". 1869 г.№ 7, 8 Перевод с французского: с.56-57). 53 Там же, с.61-62. 54 Предисловие Л.М. Чичагова к публикации записки "Отечественная война 1812 г. В рассказе генерала Чаплица". "Русская Старина". СПб.1886 г. Том 1, июнь. с. 490. 55 А.А. Абрамян. "Чичаговы". (На правах рукописи). М. 1999 г., с. 20-21. 56 Из "Записок" адмирала П.В. Чичагова. (цит. "Русский архив" 1869 г. Перевод с французского: с.59). 57 "Русская Старина". СПб.1886 г., т.1, июнь, с.491. 58 Там же. с.490. 59 Там же, с.491. 60 Там же, с.516 61 Там же, с.492. 62 Из письма адмирала П.В. Чичагова графу С.Р. Воронцову от 15 сентября 1813 г. 63 Из письма адмирала П.В. Чичагова графу С.Р. Воронцову от 25 мая 1813 г. 64 Из письма адмирала П.В. Чичагова графу С.Р. Воронцову от 15 сентября 1813 г. 65 Из письма графа С.Р. Воронцова адмиралу П.В. Чичагову от 1 августа 1813 г. 66 "Медведь".1996 г., № 3, с.. 89 67"Архив адмирала П.В. Чичагова". Выпуск Первый. СПб. 1885 г., с. 32. 68 Из письма адмирала П.В. Чичагова графу С.Р. Воронцову от 3 марта 1813 г. 69 В.В. Аверьянов. Вариант Предисловия к публикации "Записок" адмирала П.В. Чичагова (Из архива настоятельноцы Московского Богородице-Смоленского Новодевичьего монастыря игумении Серафимы"), с.7. 70 "Медведь".М. 1996 г., № 3, с. 89. 71 "Архив адмирала П.В. Чичагова". Выпуск Первый. СПб. 1885 г., с. 15. 72 Там же, с.32 73 "Русская Старина". СПб. 1886 г., т.1, июнь, с. 506. |
|
| © Благотворительный фонд дворянского рода Чичаговых, 2014, © В.А. Юлин, 2014 Контактный адрес chichagovs@yandex.ru |
